 Руководитель политотдела бригады ополчения «Призрак» об идеологии, истории и перспективах Новороссии.
Мы встретились в Москве в штабе московского горкома ОКП. Вернее, мы неоднократно виделись там. Но все никак не было времени, там война. Здесь мир. Сюда ополченцы Донбасса приезжают отдохнуть. Впрочем, не только отдохнуть. Здесь ведется определенная работа по государственному строительству Новороссии, заводятся связи, обсуждаются новые идеи. Для ополченцев Москва – это глубочайший тыл, связанный с Донбассом тысячью невидимых и неразрывных нитей. В один из таких дней мы обсуждаем с руководителем Политотдела бригады «Призрак» Евгением Валленбергом перспективы коммунистической идеи в Донбассе.
— Давай начнем с самого начала, расскажи о себе…
- Родился я в семье коммунистов, членов партии. Рос, впитывая все эти идеи, потом сам стал интересоваться всякими теоретическими моментами, в том числе, классовой борьбой. Каждое лето я проводил у дедушки и бабушки, там на чердаке были книги. И мы с братом играли в некое свое государство. И пытались применять различные вещи из этих книг. Не понимали тогда, о чем говорится, но где-то с восьмого класса я начал основательно читать научную литературу и к 11 классу я уже осилил все собрания сочинения Ленина, Маркса и Энгельса. Ни разу в жизни не менял идеологических убеждений, стараясь понимать теорию, связывая ее с современностью.
Затем мы переехали в тогда еще Донецкую область. Там я думал примкнуть к какой-то организации для того, чтобы уже не быть одиночкой, а для того, чтобы с товарищами обменяться опытом, что – то делать и т.д. Долгое время я никуда не вступал. В КПУ я не был. Получилось так, что в определенный момент, еще тогда была организация марксистов в Киеве, я с ними общался в соцсетях, а потом меня пригласили на съезд еще только создающейся партии «Боротьба». Это был единственный раз, когда я стал членом политической партии.
Сам я родом из донского казачества, прадеды мои сражались в гражданскую войну за власть советов. Один был непосредственно связан с Кривошлыковым и Подтелковым, которые на Дону подняли восстание, а другой сражался в коммунистической бригаде Сиверса, опять таки на Донбассе. Так что можно сказать, я подхватил красное знамя борьбы, под которым сражались мои предки.
— Когда начались события на «Майдане», как ты их воспринял?
- Ну, естественно, еще до «Майдана» мы пытались оказать сопротивление украинскому национализму, потому что засилье было тотальное не только на улицах, но и на уровне государства. И это несмотря на то, что президентом был Янукович. Так получилось, что для нас «Майдан» начался немножко раньше. Мы организовывали в Донецке показ антифашистского кино в ноябре 2013-го, и этот кинопоказ был сорван «ультрас» «Шахтера» и, возможно, «Ильичевца», утверждать не буду, но есть такая информация. В общем, было демонстративное нападение. На показе были не только активисты антифашистского сопротивления Донбасса, но еще и представители творческой интеллигенции – писатели, поэты. И это мероприятие было сорвано, «ультрас» избили несколько активистов, в том числе, недавно погибший Всеволод Петровский.
Когда начался «Майдан» у меня дома недалеко от Донецка, мы были стопроцентно против. Конечно, пытались найти, какая позиция наша, потому что начинались события «Антимайдана». Мы были жестко против «Майдана», даже если говорили, что много людей против режима, коррупции и так далее. Мы понимали, что его стержень был именно крайне правым, то есть не просто какие-то там «патриоты», а натурально крайне правые элементы.
В то время «Боротьба» предпочитала выходить на митинги, махать флагами, писать граффити типа «Нет режиму!», «Против Майдана!» и так далее. Но мы понимали, что будет война, и вот фраза Петровского в феврале месяце, когда он сказал, что война неизбежна, я тогда не понимал еще, что эти слова настолько реальны. То есть я предполагал, но не понимал, как это возможно – война у нас?! Поэтому мы вышли практически одновременно из объединения «Боротьба» по той причине, что люди просто не чувствовали дух времени, и они и дальше пытались митингами доказать кому-то что-то, хотя вливались большие деньги в «Майдан», и там было понятно, что сопротивление возможно только силовое.
— А как ты попал к Мозговому?
- После «Майдана» мы по-разному участвовали во всех политических событиях. Начиналось все с подготовки к референдуму (11 мая - ред.), мы его однозначно поддерживали. Более того, еще находясь в «Боротьбе», наш донецкий комитет называли сепаратистами потому, что для нас идеалом была Донецко-Криворожская республика, мы считали, что как минимум, автономия должна быть у Донбасса. Поэтому мы приняли самое активное участие в референдуме. Потом начались события в Славянске, уже боевые… Мы в основном находились в Донецке, в ОГА, на третьем этаже, там еще находился «отряд иловайских рабочих». Не удалось сформировать свой отряд на тот момент, но мы все понимали, что пришли сюда для сопротивления.
Потом в Москве мы встретились с Алексеем Борисовичем (Мозговым - ред.) и его людьми, и это дало мне импульс вернуться на Донбасс. Я снова поверил, что сопротивление имеет не только форму, но и содержание. И вот осенью мы с ребятами приехали к Мозговому для того, чтобы сформировать политический отдел бригады. Мы приехали вместе с коммунистическим отрядом, который уже сейчас насчитывает большое количество людей и имеет цель сформировать батальон. Вот с тех пор я в бригаде Мозгового, этому человеку верю и считаю, что его идеи должны победить, и этому надо всячески способствовать.
— Расскажи про политотдел. Кому принадлежала идея создания, каковы его цели и задачи?
- Изначально идея принадлежала мне. Подключились к ней некоторые товарищи, с которыми я познакомился в Москве, они сразу включились в работу. Когда собрался неплохой коллектив, мы поехали все вместе в бригаду. Главная задача трудно решаемая, но очень важная – это работа с личным составом. Здесь важны идеологические составляющие. Естественно, никакая война не выигрывается, если нет идеологического содержания. Алексей Мозговой обозначил это в трех пунктах: антифашизм, народовластие и антиолигархия. Естественно, при нехватке вооружения трудно работать. Человек тебя спрашивает, когда будет то-то и то-то, а ты не можешь ему ничего ответить. Что бы там ни говорили, но семьи ополченцев живут в очень тяжелых условиях. Поэтому бойцы постоянно задают вопрос – «как кормить наши семьи?». Задача политотдела еще и в том, чтобы найти способ объяснить бойцам, что нужно вести борьбу до конца.
Но на самом деле это банальщина, потому что их стимулировать не надо. Вот, например, на передовых позициях бригады ребята стоят в основном местные. Да и те добровольцы, которые приезжают, они практически сразу становятся местными, и их не нужно стимулировать. Они понимают, что нет каких-то материальных благ, но, тем не менее, понимают и то, что если они уйдут, это будет конец, это будет расправа. Поэтому самый главный стимул в том, что это наша земля, и мы, как и наши деды и прадеды, должны отстоять ее, а потом уже думать о каких-то материальных благах.
Это первый момент. Второй момент – в том, чтобы все-таки нейтрализовать угрозу проникновения идей фашизма в само ополчение …
— Такая угроза имеется?
- Эта угроза есть не только в ополчении, а везде. Например, скажет кто, что «этот человек плохой только потому, что он другой национальности», и пошло-поехало... А в ополчении очень много национальностей. И самое главное, что Донбасс сохранил свой статус – это интернациональный регион, в нем лучшие представители своих народов собрались вместе для того, чтобы дать отпор тому режиму, который мы называем фашистским, и по факту это режим, который просто хочет уничтожить тех, кто не согласен с ними.
— А что для тебя понятие «антифашизм»?
- До войны мы наблюдали в основном в околофутбольных кругах борьбу так называемых «антифа» и «фа». «Фа» – это болельщики крупных клубов как России, так и Украины. В России среди них много «имперцев», которые считают, что «русская идея» должна восторжествовать. Я говорю о тех людях, которые дружат с головой. У них много здоровых зерен, потому что они никогда не будут уничтожать людей по национальному признаку. Это я столкнулся на этой войне, я отдаю себе отчет в том, о чем говорю. Я раньше презирал всех националистов абсолютно. Не разбираясь. Сейчас я считаю, что есть люди, которые болеют за свою страну, в которой происходят какие-то плохие вещи. И вот эти люди не будут пропагандировать идеи уничтожения кого-то просто так, потому что он другой. Но есть и те, кто заражен идеями гитлеризма, доктринами Муссолини, какого-то нездорового власовского национализма. Это те, против которых нужно бороться. В Украине их называют бандеровцами. Это люди, которые пылают ненавистью ко всем, кто не такие, как они. Настоящие враги.
С другой стороны, «антифа» что в России, что на Украине – это такие же враги, как и «фа». Это люди, которые ушли в свою чуждую нам субкультуру. Они начинают носить свою брендовую одежду, объединяться и опять же испытывать ненависть к людям, непохожим на них. То есть по сути дела такие же «фа», только называются «антифа». Среди киевских «антифашистов», ультрас «Арсенала», отдельный им привет, многие сражаются… вернее, не сражаются, а уничтожают население Донбасса в составе батальона «Азов», «Днепр», «Донбасс» и поддерживают Украину. Хотя большинство из них - анархисты, которые против любого государства.
— И как они в «Азове» с фашистами уживаются?
- Вот в этом то и вопрос, что они уживаются с фашистами, воюя за «Неньку-Украину». Это все говорит о том, что для них это просто мода и позерство. А если говорить о настоящем антифашизме в Донбассе, то я отвечу кратко: антифашизм - это «Молодая гвардия», которые сражались против оккупантов. Антифашизм – это Эрнст Тельман, который сопротивлялся в самой Германии Гитлеру. Антифашисты – это ребята, которые против того, чтобы тебе навязывали свою волю, и они будут за это стоять горой. Что, если я хочу, чтобы на мне был синий костюм, то никто не имеет права меня за это убить. Вот, грубо говоря, для нас антифашизм в этом. Люди разные, народы разные. Если ты приехал на чью-то землю, уважай традиции и культуру. Вот это антифашизм без всякой наглости, хамства и прочих вещей. Поэтому в Донбассе, интернациональном крае, фашизму места нет. Но и антифашизм - это не вседозволенность. Антифашизм – это уважение к другому. Можно поспорить, можно поругаться, можно набить друг другу морды, но не убивать.
— В ополчении есть какие-то идеологические разногласия?
- Я лишился многих друзей бывших из-за того, что я для них «имперец», выразитель «злой воли Путина» и так далее… Есть масса ополченцев, которые не придерживаются каких-то идеологических взглядов. Парни, которые встали на защиту своей Родины. Это самый большой процент. Есть ребята, которые придерживаются левых взглядов: социализм, коммунизм… Анархистов не встречал. Есть и националисты, естественно русские, потому что украинскому национализму в таком бандеровском, взбесившемся формате у нас места нет. Но ни единого конфликта на идеологической почве за все время в ополчении не произошло. По крайней мере, я таких моментов не знаю…
Это говорит о том, что ребята могут придерживаться любой идеологии. Донбасс сегодня представляет собой идеологический котел, в котором готовится самая главная идея Донбасса…
— Расскажи подробнее о месте коммунистической идеи в Донбассе!
- Донбасс для меня – памятник соцреализму. Донбасс сформировался в Советском Союзе, предприятия были построены в Советском Союзе, здесь осел рабочий класс самых разных национальностей для того, чтобы построить современную индустрию. И Донбасс получился таким мощным регионом именно благодаря тому, что сюда приехало множество людей со всех концов страны. Поэтому здесь коммунистические идеи воспринимаются на генетическом уровне. Если ты любого спросишь, чего он хочет в будущем, он хочет, чтобы была свобода, чтобы на предприятиях был какой-то рабочий контроль, чтобы не было людей, которые владеют предприятием...
Я считаю, что коммунистическую идею сегодня нельзя реализовать в советском формате. Это дело прошлого. Но коммунизм – это плоть и кровь Донбасса! Каждый житель Донбасса мечтает о том, о чем писал Маркс, Энгельс, Ленин. Просто не все читали классиков. Но интуитивно люди хотят, чтобы не было эксплуатации.
— Часто можно слышать, что Донбасс - это некая отдельная формация со своим менталитетом, своими идеями, своей культурой. Так ли это?
- У нас с одной стороны есть запад – это Украина. Они всегда гордились своей культурой, менталитетом, тем, что они европейцы. Я говорю без сарказма, у них есть своя история, свои традиции и т.д. С другой стороны границы – Российская Федерация со своими традициями, культурой, историей. В Донбассе было Дикое поле, и в разное время сюда приезжали люди. В последние сто лет - для того, чтобы создавать предприятия, строить заводы. И в этом круговороте формировалась своеобразная сумма культур. Донбасс до сегодняшних дней имеет свою отдельную, богатую историю. Примеров в мировой истории достаточно. Есть Страна басков, Каталония – люди, которые боролись за свою независимость веками. Мы даже в шутку с друзьями говорили, что есть страна басков, а мы страна донбасков. Но сегодня мы претендуем на возрождение пролетарских традиций. Здесь были стахановцы, здесь было множество людей, которые своими руками доказали, что возможно все. И я считаю, что наши традиции, наша культура, наша история – это именно труд.
— Насколько население Донбасса разделяет эти идеи, и каковы взаимоотношения народа и ополчения?
- Двадцать с лишним лет люди пытались выживать, пытались зарабатывать, не обращая внимания на духовные потребности. Поэтому есть такие, которые говорят: пусть уже закончится война, лишь бы никто не бомбил. Да, это есть. Но освобождение Дебальцево показало, что люди были счастливы, что ополчение их освободило. Это показатель, учитывая то, что люди понимали, что к ним могло прилетать и со стороны Новороссии. Это война. Но они были рады своему освобождению. Так что все неоднозначно.
Вот возьмем северные районы ЛНР, которые под оккупацией. Люди говорят преимущественно на украинском языке. Но они говорят: мы все россияне. Они ждут освобождения этих территорий, они мечтают о том, что ополчение их освободит. Большинство населения осознает, что, да, это тяжело, но это уже случилось. И они хотят, чтобы была Новороссия. И есть люди, которые не понимают, что война уже идет, которые говорят: пусть уйдут все, лишь бы был мир. И есть очень маленький процент, которые в основном выехали с территории Новороссии, которые все же считают, что Украина это их «ненька», их земля и т.д. Но мы обязаны освободить территорию Новороссии и большинство населения включится в работу по ее восстановлению.
— Украина вас называет сепаратистами…
- Да, мы сепаратисты, это правда. Заявляю с полной ответственностью, с полным пониманием того, что говорю. Я прежде всего историк и археолог и привык сухо относиться к терминам. Сепаратизм – это отделение. Мы действительно за отделение. Мы не хотим быть в составе Украины. Хотя мы хотим помочь освободить Киев, Львов…
— В составе современной Украины или Украины вообще?
- Наверное, часть ребят, часть бойцов и часть населения хотела бы быть в составе другой Украины. Той Украины, которая «по вершам цветуща». Теперь я скажу свое мнение, которого придерживается масса людей. Мы не хотим быть в составе Украины, пусть самой крутой, самой лучшей, самой цветущей. Потому, что мы разные люди! Но мы хотим торговать с Украиной, обогащать друг друга, хотим дружить, ездить друг к другу на курорты. У нас тоже есть курорты. Мы хотим получить шанс стать страной. Мы не хотим быть в составе Украины ни при каких условиях.
— Чем и когда, по-твоему, закончится война?
- Если бы был шанс воевать по-честному, думаю, как минимум мы смогли бы завоевать независимость для бывших Донецкой и Луганской областей. А при должной поддержке населения Харькова мы могли бы также помочь харковчанам отстоять свою независимость. Но в реальности я думаю, что эта война затяжная. Я буду с Новороссией, насколько хватит сил.
— А каким ты видишь название будущей страны? Новороссия или ДНР-ЛНР, союз республик?
- Я считаю, что это, безусловно, должно называться Новороссия. И прежде всего потому, что пролито слишком много крови. Для меня новая Россия – это советская Россия. Для кого-то это новый шанс для будущей России. Но большинство из нас считают, что в Новороссии проходит фронт, который сдерживает натиск Запада на всю Россию. Идет борьба за то, чтобы сдержать натиск, как когда-то был натиск Золотой орды. Поэтому, уверен, Новороссия выдержит.
|
